Цыдо переходит к девочке.

– Нет! – Мой голос тоненький.

– Девочка! – Голос А-ма резкий.

– Но он не может…

Раскрытая ладонь А-ма летит в мою сторону так стремительно и неожиданно, что я едва не падаю на пол, когда она хлещет меня по лицу.

Жгучая боль шокирует, но не так сильно, как сам факт пощечины, потому что в нашей культуре детей не бьют.

– Мы акха, – резко говорит она. – Это наши правила. Если хочешь стать повитухой, нужно следовать нашим обычаям. Отбросы нужно отправлять в большое озеро кипящей крови. Так мы защищаем деревню от умственно отсталых, неполноценных или недоразвитых, которые влачат жалкое существование, лишь оттягивая свою смерть. Именно мы, повитухи, сохраняем наш народ в чистоте, потому что, если позволить человеческим отбросам совокупляться, со временем вся деревня будет населена исключительно ими.

Ее слова обращены ко мне, но они придают Цыдо мужества. Когда он опускается на колени возле своей новорожденной малышки, я зарываюсь лицом в юбку А-ма. Ее рука на моем плече весит, словно десять тысяч мешков с чаем. Девочка умирает быстрее, чем брат, но от этого ее смерть не кажется менее ужасной. Если у каждого живого существа есть душа, как меня учили, то разве у близнецов, родившихся у Дэцзя, не было души? Если бог создал дерево, которое олицетворяет каждого акха, то в мире духов сейчас рухнули целых два дерева? Разве мы не должны слышать эхо этого падения, крики птиц, вой испуганных обезьян?

Когда А-ма наконец поднимает руку, я чувствую такую легкость, что, возможно, смогу взлететь к потолку, прямо сквозь солому, и устремиться к звездам.

Она заглядывает в корзину, достает отрез ткани и протягивает Цыдо. Он молча разматывает ткань, кладет младенцев рядом и заворачивает в рулон. Откуда он знает, что делать? Откуда?!

– Цыдо, следи за выражением лица! – требует А-ма. – Когда выйдешь на улицу, ты должен показать соседям, как ты зол и разгневан на духов, которые позволили ужасному проклятию поразить тебя и твою семью. Таков обычай. Тебе станет легче, если ты будешь соблюдать его.

Цыдо грубо вытирает слезы тыльной стороной ладоней. Затем он кивает жене, засовывает кулек под мышку и уходит.

– Проследи за ним, – приказывает А-ма. Потом она добавляет: – На этот раз сделай все правильно.

Я понимаю, что А-ма все еще разочарована, что я пыталась остановить Цыдо.

– А еще проконтролируй, чтобы кто-нибудь его встретил. Его нужно проводить в лес.

Я спешу к двери. Дождь льет – это водопад небесных слез. Два старейшины стоят в грязи у подножия ступеней.

Цыдо уже не тот парень с разбитым сердцем, что только что находился с нами в покоях молодоженов. Он спускается по ступенькам, расправив плечи и выпятив грудь. Дойдя до мужчин, он гневно жестикулирует свободной рукой. Его слова не долетают до меня сквозь дождь. Старейшины становятся по обе стороны от него, чтобы вывести его из деревни.

В комнате теперь так тихо. Дэцзя беззвучно плачет, ее слезы капают на родильный коврик, но ее страдания еще не закончились. Из того места, где из ее тела вышли младенцы, сочится кровь. А-ма присыпает это место горстью листьев и грязи, но через мгновение оттуда выходит еще больше красной жидкости. А-ма оглядывает комнату, пока не находит меня взглядом.

– Девочка, беги в дом, – приказывает она. – На верхней полке в женском туалете корзины, принеси третью слева.

Снаружи ливень. Переулок, разделяющий деревню, превратился в грязевой поток. Я не вижу ни одного человека или животного.

Мои невестки отворачиваются и закрывают глаза своим детям, когда я вхожу на женскую половину. Я беру то, что просила А-ма, и рысью несусь обратно. Кожа Дэцзя стала еще бледнее, но она перестала плакать. На полу рядом с ней высится гора пропитанных кровью листьев и грязи. Может, Дэцзя и принесла в наш мир человеческие отбросы, но, если она умрет, это будет настоящей победой злых духов.

А-ма роется в корзине.

– Панцирь панголина, – тихо говорит она.

Не знаю точно, обращается ли она ко мне или к Дэцзя. Не исключаю – эта мысль пугает меня едва ли не больше, чем все произошедшее, – А-ма обращается к духам.

А-ма растирает раковину между ладонями, как бы согревая ее. Затем катает ракушку по животу роженицы.

– Ты видишь, что я делаю? – спрашивает она меня. – Возьми ракушку. Продолжай водить ею по животу мягкими круговыми движениями, чтобы помочь сократить матку.

Моя рука дрожит, когда я провожу ракушкой по животу Дэцзя, который под гладкой твердой ракушкой кажется удручающе рыхлым. Кровь все еще вытекает, скапливаясь под Дэцзя. Я отвожу глаза и вижу, как А-ма открывает крошечную коробочку.

– Я хочу, чтобы ты наблюдала, что я делаю, – говорит она. Она достает пряди волос, связанных в петлю, чтобы не спутывались. – Это волосы женщины, убитой молнией.

Она ставит между нами масляную лампу и сжигает волосы над пламенем, следя за тем, чтобы пепел падал в чашку с водой. Закончив приготовление, она передает чашку Дэцзя.

– Выпей все, – говорит А-ма. – Тогда кровотечение прекратится и ты почувствуешь себя лучше.

Кровотечение и правда останавливается, но, возможно, у Дэцзя просто не осталось крови. Я бы не сказала, что ей стало легче.

А-ма достает из сумки небольшой кусок известняка, отполированный до гладкости, и кладет его на ладонь Дэцзя.

– Ничто не избавит тебя от мучений, когда начнет прибывать молоко, только его некому высосать, но, если ты помассируешь грудь этим, боль уменьшится. – А-ма делает паузу. Затем она говорит таким тоном, будто впереди новости похуже: – Скоро тебе придется встать.

Я в замешательстве, потому что все женщины в нашей деревне встают сразу после родов. Я видела, как это было у моих невесток. А-ма помогала им рожать. Они дожидались трех криков, а потом вставали и возвращались к работе. Но Дэцзя родила не просто беспалого или слепого ребенка, которого должен задушить отец, а близнецов, худших из всех человеческих отбросов. Я в ужасе от того, что произойдет дальше.

– Я подозреваю, что у тебя и дальше будут продолжаться боли и кровотечения.

А-ма осторожно прикасается к животу молодой женщины, затем разворачивает кусок ткани и достает птичье гнездо. Дэцзя смотрит запавшими глазами, как А-ма отламывает кусочек размером не больше кончика ее пальца.

– Это гнездо птицы-носорога, – объясняет она. – Эта птица строит дом из грязи и крови убитых ею животных. Земля и кровь помогают в таких случаях. И последнее… – Она берет в руки яйцо, которое все это время лежало на родильном коврике. – Нужно съесть